К какому храму ведёт осетинская дорога?
Выбор приоритетов культурной политики, несомненно, актуален и для Осетии. При этом следует отметить, что в обсуждении вопросов культурного развития осетинского народа в последнее время произошло некоторое смещение акцентов. Как известно, еще недавно бурные дискуссии вызывали перспективы сохранения осетинского языка. Сегодня же наблюдается определенный спад интереса к этой тематике. Не потому, что эта проблема решена, а по той причине, что люди просто не могут бесконечно обсуждать вопросы, в решении которых они не видят радикальных подвижек. Сейчас на первую позицию, судя по информационным ресурсам, выходит тема религии. Причина такой смены акцентов заключается в понимании (скорее интуитивном) того, что будущее осетинской национальной культуры невозможно рассматривать в отрыве от состояния осетинской традиционной веры. И это верно, поскольку, в принципе, любая национальная культура в основе своей всегда имеет религиозный каркас. Например, французская и итальянская культуры отражают католические духовные ценности, немецкая - лютеранские, английская - протестантские. Как известно, стержнем русской национальной культуры является православная духовность. Специфику культуры арабских и других мусульманских народов определяют религиозные факторы, основанные на исламской этике. Такая же взаимосвязь, несомненно, существует между осетинской культурой и осетинской религией. Именно поэтому судьба осетинской культуры и должна увязываться с состоянием и перспективами осетинской религии.
При этом под осетинской национальной религией - сердцевиной осетинского æгъдау, идеологической основой осетинской культуры, естественно, следует понимать не православие, хотя, как известно, часть осетин считается христианами и среди них есть определенная доля воцерковленных верующих. Очевидно, что таковой не является и ислам, исповедуемый еще одной частью осетин. Ядро осетинской национальной культуры составляет исконная религиозная система, хранящая идеи и ритуалы собственной оригинальной религиозной традиции, общей для всего осетинского народа. Неслучайно, по результатам социологического опроса, проведенного автором этих строк в 2002 году, адептами православия признают себя только 24%, а ислама - 8,5% осетин, в то время как 60% осетин считают себя приверженцами традиционной веры. К последней цифре следует добавить и 4,5% осетин-христиан и мусульман, которые исповедуют наряду с мировыми религиями и традиционную осетинскую веру. Показательно, что 64,8% осетин считает, что именно ее и следует развивать в осетинской среде республики. Поддерживает это мнение и 10,3% русских, из которых 3% сами приобщились к традиционной религии осетин, и 20,6% представителей других национальностей, проживающих в Северной Осетии.
К сожалению, недостаточная научная изученность традиционной осетинской религии (далее мы будем использовать название «Уацдин», уже начавшее закрепляться в обществе) дает основания для определенных спекуляций по поводу ее статуса и идеологии. Наличие в ней следов поверхностного христианского влияния позволяет некоторым утверждать, что это некая местная адаптация христианства, своего рода христианская секта. При этом указывается на то, что предки осетин были одним из первых народов, получивших знания о христианстве еще от Андрея Первозванного. Отмечается, что аланы приняли христианство еще в начале Х века, и многие века в Алании существовала православная епархия. Однако эти сведения требуют некоторого уточнения. Насколько христианство в Алании было устойчиво, если из тех же источников известно, что через несколько лет после появления в стране первых византийских священников, аланы изгнали их прочь? Насколько христианство у алан в средние века было общенародной, а не сословной религией феодальной знати? Затронуло ли оно своим влиянием только ритуально-обрядовую сторону или проникло в саму мировоззренческую идеологию алан-осетин?
В действительности, каким бы ни был статус христианства в Алании, это не помешало осетинам пронести через века собственную оригинальную религиозную систему. И считать это чем-то исключительным не следует. Как известно, наряду с мировыми религиями (буддизмом, христианством и исламом) существуют и национальные религии, практикуемые только у одного определенного народа. К таковым относятся, в частности, индуизм индусов, синтоизм японцев, иудаизм евреев и многие менее известные. При этом часть национальных религий монотеистична, единобожна (например, иудаизм), другие отражают языческий, многобожный характер религиозного мира (синтоизм, индуизм).
Осетинская религиозная система, несомненно, входит в этот ряд национальных религий мира, причем в ее монотеистическую группу. К сожалению, единобожность осетинской религии даже частью самих осетин не осознается в полной мере. Еще в советские времена нас убеждали в том, что наша вера - махровое язычество, и многие до сих пор продолжают так думать, а некоторые даже этим бравируют как неким показателем национальной самобытности. В действительности же, если попросить любого осетина проанализировать свои религиозные самоощущения и ответить, сколько же у него богов, ответ будет однозначным - «один». Часто в подтверждение тезиса об осетинском «язычестве» приводится ряд «богов» - Уастырджи, Уацилла, Афсати и другие религиозные персонажи. Такие аргументы могут использовать или люди, совершенно не понимающие осетинский религиозный мир, или целенаправленно стремящиеся все запутать. Каждый осетин понимает, что Бог у него один, но мир небожителей населен и другими обитателями - духами, ангелами, к которым и относятся указанные покровители отдельных сфер мироздания. Но ведь наличие сонма святых (причем даже не сверхъестественного, как у осетин, а человеческого происхождения) в христианстве или ангелов в исламе не придает этим религиям языческий характер? Точно так же присутствие в небесной сфере, в окружении единого Бога его небесных спутников ни в коей мере не ставит под сомнение монотеистический характер осетинской религиозной системы. С другой стороны, из одних псевдонаучных статей или телепередач в другие кочуют утверждения о том, что осетины-традиционалисты якобы поклоняются кустам, деревьям и другим природным объектам. Интересно было бы посмотреть на осетина, который в роще Хетага поклонялся бы каким-то кустарникам или дубам вместо того, чтобы возносить молитву Богу и Уастырджи! Иногда можно услышать и о том, что в осетинской обрядовой традиции существуют ритуалы, связанные с поклонением темным силам, например, обряд «Хæйрæджыты æхсæв». Можно согласиться с тем, что в данном случае речь действительно идет о сохранении рудимента древних языческих верований предков осетин. Но разве у христианских народов нет подобных языческих пережитков? Разве русская Масленица или английский Хэллоуин не языческие праздники, сохранившиеся в недрах христианской культуры?
На самом деле, самым очевидным свидетельством монотеистичности, единобожности осетинской религиозной системы является сам феномен ее существования в XXI веке, факт ее сохранения даже после многих веков сосуществования с православием и исламом. Почему осетины, «зажатые» между двумя мировыми религиями, смогли сохранить собственную религиозную традицию? Только потому, что она стоит на том же уровне развития религиозного миропонимания, что и ислам, и православие, т.е. она тоже монотеистична, единобожна. Языческие религии уступают свое место христианству или исламу потому, что последние дают более полные, более системные ответы на вопросы о мире, о Боге, о самом человеке. Религия же осетин устояла, поскольку была самодостаточна в собственном монотеизме, ее пришлые конкуренты не могли дать осетинскому народу ничего принципиально нового в религиозном познании мира.
Еще один аспект дискуссии - вопрос о действительной оригинальности Уацдина. Насколько правы утверждения о том, что осетинская религия - смесь языческих, христианских и исламских мотивов? Очевидно, что, как и любая культурная форма, долгое время находящаяся в контакте с другими культурами, осетинская религия несет определенные черты влияния, в частности, христианства. Оно проявляется, например, в именах некоторых осетинских святых - Уастырджи/Уасгерги (Уас «святой» + Джерджи/Герги «Георгий»), Уацилла (Уац «святой» + Илия), Мыккалгабыр (Михаил и Гавриил), Фалвара (Флор и Лавр) и др. Праздники этих осетинских святых также приходятся на периоды православного календаря, соответствующие событиям в жизни «параллельных» христианских святых. Но что из православия заимствовано в самой идеологии, в самой сути религиозной системы осетин? Нет никаких сомнений в том, что сколько-нибудь заметного влияния христианства не прослеживается не только в глубинных слоях, в общей идеологии Уацдина, но даже на уровне внутренних образов отдельных религиозных персонажей.
В этой связи показательно сопоставление осетинского Уастырджи и христианского Святого Георгия. Эта тема получила широкий общественный резонанс совсем недавно, после того, как в Осетию были доставлены частицы мощей православного святого. В телевизионных и радиопередачах сообщалось о том, что на землю Осетии привезены «мощи Уастырджи», причем не только на осетинском языке, что можно было бы объяснить механическим смешением имен осетинского святого и православного змееборца. Даже в русских текстах речь шла именно о «мощах Уастырджи». При этом подчеркивалось особое значение доставки мощей Святого Георгия именно в Осетию, «где издавна почитают этого святого», а также выражалось удовлетворение тем, что случилось это в знаменательный период, в праздник Уастырджи! Подобное освещение этого события выявило всю глубину религиозной дезориентированности не только рядового обывателя, но и части интеллигенции и даже православного клира. В действительности, издавна почитаемый в Осетии Уастырджи, покровитель воинов, путников, обездоленных людей и в целом осетинского народа - исконный персонаж оригинальной осетинской религии, небожитель, посредник между Богом и людьми. Уастырджи не имеет ничего общего, кроме заимствованного и видоизмененного имени, с реальным римским полководцем, жившим в IV веке н.э., колесованным за свою веру в Христа и возведенным христианами в ранг святого великомученика. Не Святому Георгию, а Уастырджи поклонялись предки осетин испокон века, еще тогда, когда у него было совсем другое имя и, возможно, несколько иные, чем сегодня, функции. Именно к Уастырджи, а не к Святому Георгию обращаются осетины в своих молитвах и сегодня. Вообще, было бы правильно, если бы осетины перестали по привычке, усвоенной в прежние времена, переводить имя Уастырджи на русский язык как «Святой Георгий», а при упоминании христианского Святого Георгия на осетинском языке взяли бы за привычку не смешивать его с Уастырджи, а называть, например, «Сыгъдæг Георги».
Однако своеобразие осетинских религиозных представлений не исчерпывается особенностями отдельных персонажей. Оригинальность Уацдина глубже и принципиальнее. Приведем лишь одно из его концептуальных отличий. Как известно, определяющей идеей, смыслом аврамических религий (иудаизма, христианства, ислама) является вера в спасение человеческой души. Именно этой фундаментальной цели должна быть подчинена вся бренная жизнь верующего: праведная (в иудейском, христианском или исламском смыслах) земная жизнь человека открывает его душе врата рая для жизни вечной и блаженной. Осетинская вера радикально отличается этой базовой идеей. В осетинских религиозных представлениях рая просто не существует. Мир делится на три сферы - небесное пространство Бога и его свиты, земной мир людей и подземную страну мертвых. Страна мертвых - вот единственная точка назначения, куда отправляется человек после смерти, независимо от того, праведник он или грешник. Да, каждому там воздается по заслугам, но райских кущей не уготовано никому. Загробная жизнь не лучше, не привлекательнее земной, осетин туда никогда не стремится. Подлинная жизнь у осетина - только в мире живых. В сумрачном царстве теней ему неуютно, он с удовольствием вернулся бы в мир людей. Неслучайно, в одном из сюжетов «Нарты кадджытæ» рассказывается о том, что, когда Сослан спускается в царство мертвых, чтобы вывести оттуда свою жену Бурдухан, он получает совет перековать подковы своего коня задом наперед, дабы запутать мертвых и они не вышли вслед за ним в мир живых.
Да, осетин не стремится в страну мертвых, однако он и не боится туда отправляться, над ним не довлеет идея Божьего суда - там, в загробной жизни. Осетин страшится другого - совершить что-то, что еще при его жизни будет расценено как «худинаг», сделать что-то постыдное в нарушение установленных Богом нравственных законов. При этом наказание за грех для него не носит отложенного (в потусторонний мир) характера. Праведность его поступков оценивается Богом и людьми уже в мире живых, и он верит, что наказание настигнет его здесь и сейчас, превращая в ад его единственно подлинную, т.е. земную жизнь. И искупление греха осетин находит не в молитве и не в исповеди. Только добрые дела дают ему шанс снять со своей души и своего имени груз греха, тяжесть позора.
Однако вернемся к вопросу о взаимосвязи между осетинской религией и осетинской национальной культурой. Как уже отмечено, именно религиозные идеи, представления являются несущим стержнем осетинской культуры, осетинского æгъдау. Утрата этого ядра неизбежно приведет сначала к деформации, а затем к исчезновению и общекультурной традиции. Но существует ли опасность для осетинской религии? Да, и этому содействует целый ряд факторов.
Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать утверждение об укреплении в последние годы позиций православия и ислама в Осетии. Со стороны Русской православной церкви развернута широкомасштабная миссионерская деятельность: создание специального миссионерского отдела в рамках северо-осетинского благочиния, инициирование и поддержка восстановления и строительства новых храмов, монастырей, открытие воскресных школ, подготовка к переводу на осетинский язык христианского богослужения, создание цикла православных передач на местном телевидении, вертолетные облеты границ Северной Осетии с образами и мощами, регулярные встречи с молодежью, общественностью, приглашение именитых иногородних клириков, открытие духовного училища и подготовка к созданию семинарии и т.д и т.п. Впрочем, миссионерство - это одно из предназначений церкви, а ее осуществление вписывается в рамки российских законов. К сожалению, не все формы этой деятельности соответствуют этическим нормам, например, когда высокопоставленный клирик заявляет о том, что в Осетию доставлены «мощи Уастырджи» или о том, что роща Уастырджи «Хетæджы къох» является православной святыней, а другой представитель благочиния в своем блоге называет осетинскую религию языческой, а Уастырджи - «языческим божком». Это не может не вызывать у осетинского населения естественную негативную реакция, которая, кстати, уже начинает приобретать формы организованного и юридически оформляемого протеста.
С другой стороны, очевидно, что в Северной Осетии усиливаются позиции и ислама, имеющего здесь традиционный ареал своего распространения. Исламские общины также восстанавливают старые и строят новые мечети, приобщают детей и молодежь к религии, готовят образованное сословие священнослужителей.
Естественно, это хорошо, что в Осетии каждый человек имеет возможность реализовать свое конституционное право на свободу вероисповедания. И если какая-то часть осетинского народа получает духовную опору, обретает нравственные ориентиры в православии, а другая часть - в исламе, это, несомненно, замечательно.
Однако не следует игнорировать и те последствия, которые такое конфессиональное разделение может иметь для осетин, родину которых одни объявляют православной канонический территорией, а другие - исламским имаратом. Ведь таким образом возникает перспектива повторения событий, имевших место в нашей собственной истории в 1919-1920 гг., когда осетины-мусульмане, объединившись с представителями соседнего исламского народа, жгли осетинские христианские села (см. роман Ахмета Цаликова «Брат на брата»). Мы помним, как совсем недавно Ливан был погружен в ад межконфессиональной войны, в которой арабы-сунниты убивали своих же братьев-шиитов, а заодно и арабов-христиан, и наоборот. Сегодня внутрирелигиозный, шиито-суннитский конфликт уносит ежедневно сотни жизней в Ираке. На наших глазах распалась Югославия, разные части которой, имеющие общее происхождение, единый язык, начали истреблять друг друга только потому, что одна часть из них исповедует Христа по католическому, а другая по православному канону, а третья верит в Аллаха. В Северной Ирландии никак не могут примириться ирландцы-католики с сородичами-протестантами. В Судане жертвами длящейся уже несколько десятилетий войны между христианами и мусульманами стали около двух миллионов человек. И примерам этим несть числа.
Какие у нас есть гарантии, что такой сценарий невозможен и в Осетии? К сожалению, никаких. При этом не надо забывать о том, что в России подобная угроза достаточно специфична и актуальна только для осетин, практически единственного в стране разделенного конфессиями народа. И эта проблема наверняка усугубится после того, как закончится эксперимент по введению в школьное образование учебного курса «Основы религиозного образования и светской этики», и осетинские дети начнут расходиться по разным аудиториям, где одним из них будут преподаваться «Основы православия», вторым - «Основы ислама», а третьих будут обучать основам светской этики. Раз уж нельзя избежать официального нарушения конституционного принципа отделения церкви от государства, то, может быть, стоит подумать над тем, чтобы все-таки у всех был выбор, и включить в этот перечень и «Основы осетинской традиционной веры»? Тем более что, если какая-то из существующих в осетинской среде религиозных систем имеет шанс стать объединяющей, общенациональной, то это именно она, и только она.
К сожалению, современные тенденции развития конфессиональной ситуации в Осетии грозят осетинскому народу не только углублением религиозного раскола, который еще недавно носил достаточно поверхностный, условный характер. При дальнейшем упадке и исчезновении нашей национальной религиозной системы неизбежно возникнет перспектива утраты идеологической основы осетинской национальной культуры. Еще раз отметим, что осетинские традиции, осетинский æгъдау немыслимы без осетинской веры. Соответственно, смена осетинами веры вызовет смену духовно-нравственных приоритетов, ценностей, т.е. смену культуры. При этом мы не должны впадать в заблуждение, которое нам предлагают некоторые наши оппоненты, что не каждая культурная традиция заслуживает почитания и сохранения. Возможно, это так. Но вряд ли кто-то из осетин согласится с тем, что это может касаться нашей культуры. Более того, мы должны отдавать себе отчет в том, что мы не в состоянии, даже если бы очень захотели, отринуть нашу религию и нашу культуру и в одночасье стать кем-то другими. Спрыгивая со своего исторического поезда, мы рискуем не заскочить на другой: в лучшем случае мы можем скатиться на обочину, а в худшем - оказаться под колесами.
Отдавая себе отчет в том, что уникальность осетинской национальной идентичности, осетинского мироощущения и мировосприятия основывается в значительной степени на своеобразии осетинской религии, мы должны воспринимать ее как объект особой защиты и опеки. В Осетии осетинская религия должна занять место, адекватное ее роли в сохранении и развитии осетинской ментальности, культуры, место, которое определяется тем, что если Осетия и является чьей-то канонической территорией, то именно осетинской традиционной веры, территорией Уацдина.
В действительности, все эти проблемы уже стали предметом непубличной, но достаточно широкой общественной дискуссии. При этом ее участники практически едины в оценке роли и сути осетинских религиозных представлений. Неважно, что одни называют Уацдин осетинской религией, другие, стремясь обособить его от мировых религий, - осетинской верой. Различия подходов проявляются в путях решения проблемы ее возрождения. По мнению одних, осетинская вера по самой своей сути, по природе своей не терпит какой-либо институционализации, т.е. целенаправленного координирования религиозных процессов. Они убеждены, что подобные действия извратят природу нашей веры, умертвят ее. В их представлении, достаточно восстанавливать осетинские святилища там, где они были раньше, и возрождать религиозные ритуалы и обряды.
Но помогут ли такие шаги воссоздать утраченные социальные условия для межпоколенной передачи и, соответственно, сохранения нашей религиозной (читай - культурной) традиции? Где и как перенимает осетинская молодежь наши религиозные обряды и ритуалы в неискаженном виде? И перенимает ли вообще? И много ли у нас еще таких старших, у которых их можно перенять? Как много среди осетин молодого и даже среднего возраста таких, кто умеет произнести молитву над тремя (или при необходимости - двумя) пирогами, не ограничиваясь парой дежурных фраз-клише, сокровенного смысла которых они и не понимают? А ведь это были не просто слова и, тем более, не тривиальные тосты. Это были молитвословия, в которых концентрировалась суть осетинской веры. Это было непосредственное, прямое общение с божественными силами, своего рода торжественный молебен. За время активной борьбы с собственной религией мы выхолостили это ее содержание, сохранив только искаженную форму. Сегодня ситуация осложняется еще и тем, что новые поколения осетин в значительной своей массе потеряли языковой доступ к содержанию своих традиций и зачастую, принимая участие в каких-то ритуалах, просто не понимают, о чем идет речь, и не могут проникнуть в сакральный смысл обряда.
Однако постепенно мы теряем и форму - сами религиозные ритуалы и обряды. А ведь духовное содержание культуры, религии усваивается не посредством нотаций или телепатическим воздействием. Участие «с младых ногтей» в обрядах и ритуалах дает возможность сначала усвоить внешнюю форму культуры, а со временем проникнуть и в ее смысл. Сегодня религиозные обрядно-ритуальные формы, оставшиеся без своего идеологического содержания, не способны существовать, они быстро деградируют и умирают. Именно поэтому осетинское застольное молитвословие - куывд (от кувын «молиться») все чаще и выливается в банальную пьянку.
Понимание того, что если мы будем равнодушно взирать на то, как погибает наша вера, и в своей агонии, подобно умирающему плоду в чреве матери, она будет убивать нас самих, определяет позицию сторонников институционального подхода. Они настаивают на необходимости координации процессов возрождения и развития осетинской религии, готовят официальную государственную регистрацию Уацдина, намерены добиваться придания ему в Осетии статуса социального института, аналогичного положению благочиния Русской православной церкви и Духовного управления мусульман. Кстати, само по себе создание термина «Уацдин» - это уже первый шаг к институционализации, поскольку осетинская традиционная религия названия как такового не имела: в этом просто не было необходимости в рамках традиционного общества. Название «Уацдин» означает «Святая вера» и состоит из известного в именах осетинских святых древнеиранского, т.е. собственно осетинского компонента «уац» (святой) и «дин» (вера, религия). В конце концов, каждый считает свою веру истинной: как известно, названия христианских течений «ортодоксия» (православие) и «католицизм» имеют схожие значения в переводе с греческого. Сторонниками институционализации осетинской традиционной веры создан Оргкомитет Северо-Осетинской общественной религиозной организации «Уацдин». В планах - издание сборника оригинальных осетинских молитв, четкое описание всех ритуалов от рождения до похорон в соответствии с исконной традицией, подготовка грамотных дзуарлагов. Самой серьезной проблемой, конечно, является подготовка дзуарлагов, способных не только последовательность ритуалов и тексты молитв рассказать, но и объяснить всем, кто в этом нуждается, их суть. Конечно, для этой роли не подходят многие из нынешних, которые настолько сами «потерялись» в межконфессиональном пространстве, что не понимают даже того, что для освящения вновь построенного святилища Уастырджи необходимо произнести над тремя пирогами молитву к Богу, а не приглашать православного священника, как это имело место в одном из наших сел.
Также планируется построить во Владикавказе осетинский кувандон современной архитектуры, но с сохранением традиционного для осетинских святилищ стиля. Это будет кувандон, куда будут привозить ребенка, когда ему исполнится годик, и возносить молитвы Всевышнему. Куда будут приводить невесту по дороге в дом жениха, вместо того, чтобы везти ее на братскую могилу, Где будут просить у Уастырджи поддержки перед тем, как отправиться в дальнюю дорогу. Где можно будет узнать у дзуарлага, какую молитву и когда надо произносить или как следует отправлять тот или иной ритуал. Где будет закладываться традиция молитвословия без алкоголя, которая потом будет постепенно переноситься в наши дома и в общественные хадзары. Где будет открыта воскресная школа для детей, чтобы обучать их всему тому о вере предков, что они уже не смогут узнать от своих переживших эпоху воинствующего атеизма старших.
Именно таким образом осетинская религия, низведенная сегодня до изуродованных форм, вновь обретет свои ритуалы и возродит священное содержание. Именно так восстановится прерванная традиция передачи будущим поколениям сакрального смысла осетинской веры, определявшей нравственные ценности наших предков.
Да, сложно. Да, трудно. А что вместо? Реалии XXI века показывают, что, как это ни парадоксально, религиозность людей только возрастает. Игнорировать место религии как духовного убежища человека в современном обществе, пренебрегать тенденциями развития религиозной ситуации - значит создавать основу для будущих политических, экономических и социальных проблем. Лучше ли созерцать со стороны, как наша искореженная в ХХ веке религия, потерявшая в результате планомерных атак на нее свое духовное содержание и низведенная в своей ритуальности до обычного застолья, убивает наш генофонд - и физически, и духовно? Хотим мы того или нет, но наша традиционная религия есть и всегда, до тех пор, пока мы будем потомками своих предков, будет с нами - и в нашей повседневной жизни, и в самых высоких формах нашей национальной культуры. Вопрос только в том, какой она будет - развивающейся и животворящей или умирающей и уничтожающей нас изнутри.
Тамерлан Камболов, доктор филологических наук, профессор
http://osradio.ru/religija/35371-k-kakomu-khramu-vedjot-osetinskaja-doroga.html