Нет у Человека спасения, а он среди всего этого поднимает свой голос

У нас остаётся совсем мало времени сказать о Данииле Андрееве. Вот что, на мой взгляд, очень важно.

Творчество Даниила Андреева, младшего сына Леонида Николаевича, при родах которого и умерла бесконечно любимая Андреевым Шура Виельгорская… И никогда он не мог простить сыну, что из-за него умерла Шурочка — его идеальная любовь, идеальная писательская жена. Даниил Андреев с самого начала нёс на себе, конечно, некое проклятие, некую трагедию. Он писатель не менее талантливый, может быть, более одарённый, чем отец. Он, конечно, гениальный художник. Все попытки говорить о его визионерстве, о его философии, мне кажется, отступают перед его художественным даром. Ведь „Роза Мира“ — это роман, причём это фэнтези, как мне представляется. Это фэнтези примерно того же класса, что и Толкин (может быть, и высшего класса), потому что это попытка — метафорически, конечно, художественно — преобразить и объяснить кошмары XX века. Это такой визионер, который тоже увидел Мордор, но увидел его несколько иначе. Подземные миры, которые видит Даниил Андреев, и небесные сферы, которые видит он, — это, может быть, визионерство дантовского уровня, и написано это с дантовской силой, силой абсолютного убеждения.

Многие говорят, что Даниил Андреев просто сошёл с ума во Владимирской тюрьме, где он провёл десять лет. Это не так, это не сумасшествие. Он обрёл там духовную силу, позволявшую ему действительно уходить своим воображением очень далеко, за пределы обычного человеческого сознания. Конечно, по природе своей это именно сказка — сказка о волшебных таинственных мирах. Но она написана с той степенью убеждения и, более того, с тем авторитетом достоверного физического свидетельства, в которое просто невозможно не поверить. Во-первых, я безусловно уверен в том, что галлюцинации этого характера у Андреева были, то есть он описывает их правдиво, а не вымысливает, не выдумывает. Во-вторых, я думаю, что это самый естественный ответ на кошмары XX века.

Дело в том, что XX век рационально необъясним. Нужно очень сильно раздвинуть представления о человеческом, о человеческой природе, чтобы это написать. И тогда появляются „Мастер и Маргарита“, „Пирамида“ Леонова, абсолютно иррациональная и такая же по своей природе „Этногенез и биосфера Земли“ Гумилёва.

Кстати говоря, книгу Андреева ближе всего, мне кажется, следовало бы поставить к работам Гумилёва. Это такие же созданные в тюрьме попытки объяснить всё — прежде всего попытки объяснить ужас происходящего со страной и миром. Только в эпоху фашизма и советского тоталитаризма можно было написать такие книги, как „Этногенез“ — с одной стороны, и „Розу Мира“ — с другой. Это как бы две крайности, две необходимые сверхличности. С одной стороны, тоска по вечной пассионарности, мания пассионарности, то есть силы, даже некоторого варварства. А с другой стороны, конечно, это тоска по визионерству, по духовному проникновению и по невероятной внутренней силе. Андреев — это то, о чём Грин сказал „гибкая человеческая сталь“. Уцелеть во Владимирском централе и написать там „Розу Мира“ — это гений, это русский дух, равного которому нет в мире нигде, потому что таких испытаний, такой огранки, такой закалки больше мир не испытывал.

Надо сказать, что картины, созданные воображением Андреева — например, Сталин, который подзаряжается демонской тёмной энергией, — они страшно убедительные. И неслучайно поэтому Радзинский использовал этот образ в своей трилогии о Сталине. Конечно, то, что Даниил Андреев увидел, то, что он почувствовал, — это страшная убедительность. И ужасно убедительны эти плоские, страшные, кровавые, красные, железные подземные миры, которые описаны им всегда достовернее рая в таких могучих космогонических текстах, как „Божественная комедия“, например. Данте считал, что рай ему лучше удался, и даже чистилище лучше ада, но читают все „Ад“ (видимо, потому что страшное интереснее).

Так вот, в своих описаниях Звента-Свентаны, в своих описаниях собственно Розы Мира Андреев бывает и слащав, и велеречив, и избыточен. Но там, где он описывает страшные миры, он несомненно убедителен. И уж лучшее, что есть в русском литературоведении XX века, мне кажется (это лучше даже, чем вся формальная школа), — это его потрясающий очерк о Блоке, который там есть, и очерк метафизической судьбы Блока, как он там дан.

И что ещё, на мой взгляд, надо знать о Данииле Андрееве? Даниил Андреев — это первоклассный поэт. Его гиперпэоны, то есть стихи с пяти-, с шести-, с семистопными размерами («Как чугунная усыпальница, сохрани…“, „Ленинградский апокалипсис“ и вообще весь поэтический ансамбль „Русские боги“) — это создания, конечно, невероятного пера. И он, во-первых, потрясающе музыкален, а во-вторых, он сказочно виртуозен. Я думаю, что вклад Даниила Андреева в русскую поэзию сравним с вкладом Гумилёва, Маяковского, Ахматовой. Я думаю, что он поэт в этом ряду. Может быть, он слишком умозрителен на их фоне, но по большому счёту, конечно, он им не уступает.

http://echo.msk.ru/programs/odin/1619292-echo/

Нет у Человека спасения, а он среди всего этого поднимает свой голос

Похожие статьи:

Комментарии